|
В гостях у Евгении Белоусовой |
|
В жизни нет смысла. Она сама и есть смысл |
|
- Это Ногинские, значит, мы сейчас тоже прыгать будем. Бежит к Михалычу, и тот действительно дает зеленый свет. Я хватаю все шмотки, стреляю высотомер у Кайтера и кондыляю на старт. Там натыкаюсь на Ганса. Спрашивается, что он там вообще делал? Надо же ему было столкнуться со мной нос к носу. Он тут же отфильтровал мой шлем с париком и не упустил случая показать, кто в доме хозяин: - Ну-ка убери эту штуку! И ближайшие сто прыжков можешь даже не надеяться прыгнуть в нем! Все эти изыски – для профессионалов! А для тебя – это только дополнительный риск! Возражать не стала. Бесполезно. Инструктор всегда прав, если инструктор не прав, смотри пункт первый. А Ганс, к несчастью, инструктор, хоть и не мой. Расстроилась ужасно. Такую малость уж могли бы позволить. Волосы на парике короткие, засосать их никуда не может, гораздо большую опасность представляет моя собственная коса. И я еще понимаю, если бы мне это Евгений Николаевич сказал, а то Ганс… И не сказал, а наорал. Обиделась я, короче. Но перед прыжком эмоции, тем более отрицательные, не к месту. Надела казенный шлем, и смирилась: я еще и в парике попрыгаю и на метле полетаю, а вот Ганса народ всю жизнь за злобный нрав недолюбливать будет. Иду на линию стартового осмотра. Проверяет Александр Михайлович собственной персоной. Я крайняя, передо мной стоит парень тоже на десять секунд. Предлагает мне поменяться местами. - С чего бы это вдруг? – удивляюсь я. - Да я, наверное, крайним пойду. Я легче. Я аж захлебываюсь от возмущения. Он, конечно, на полголовы ниже меня, но это еще не повод делать такие сомнительные предположения по поводу моего веса. - Я что, так плохо выгляжу? Мне, может, на диету сесть? – ехидно подначиваю я. – Ну, и сколько же ты весишь? - Где-то 65 кг, – смутился, покраснел… - Ну вот и стой там, где стоишь. Во мне на десять килограмм меньше. Черт. Что за утро? Мало мне Ганса, так тут этот еще с «комплиментами»… До нас доходит Михалыч. Проверяет парня, смотрит прибор и, ухмыляясь, спрашивает: «У тебя какое задание?» - 10 секунд. - А, ну-ну… Я не удерживаюсь и заглядываю через плечо Михалыча. Прибор выставлен на 1000 с лишним метров, следовательно, парня подвесит прямо под бортом. Довольно ухмыляюсь. Михалыч ничего не говорит парню и оставляет его в строю. Я на мгновение теряюсь, не пойму, то ли Михалыч прикалывается, то ли он парня серьезно оставить с таким прибором хочет. Поворачивается ко мне. - Ну-ну… Улыбаешься? Сейчас посмотрим, что у тебя. Я выдыхаю. Значит, прикалывается. Дальше беседа идет на междометьях. Михалыч (одобрительно): Угу… Я (радостно): Ага! Михалыч (с улыбкой): Ну, ладно… Я (довольно): Ну дык! Хлопает меня по плечу, что все в порядке, и так между делом кидает парню: - А ты пока иди, отдохни. - ???????????? - Прибор переставляй. Быстро! Взлетаем. Смотрю на высотомер, стрелка никуда не движется. Я в панике начинаю заглядывать в высотомеры к соседям. Мой глючит на 150 – 200 метров. Кричу Вале. Тот подходит, стучит по высотомеру. Это ни к чему не приводит. Он флегматично машет на него рукой. - Досчитай до десяти и дернись. Главное, рано не открывайся. Спокойный, как танк. Глядя на него, я тоже выключаю внутренний рубильник волнения. Считать я, конечно, не собираюсь. Моих интеллектуальных способностей для этого не хватит. Даю себе четкую установку дернуть кольцо, когда стрелка дойдет до красного поля, и больше об этом не думаю. В самолете нет перворазников. Это событие. Все начинающие спортсмены с заданиями. И это сразу чувствуется. Мы прикалываемся, ржем. Классная атмосфера. Здесь, конечно, нет Фоменко со своей бешеной энергетикой, но все равно здорово. Лешка отпускает какую-то шуточку, и самолет взрывается хохотом. - А я смотрю, у нас веселый взлетик получается! – радостно улыбаюсь я. Поднимаемся на 1200, и тут я понимаю, что за эти две недели вынужденного перерыва я забыла всё. Забыла не мозгами, мышцы не помнят правильных движений. Такое впечатление, что иду на первый прыжок. Отделяюсь и ухожу в БП. Вообще не отфильтровываю, что со мной происходит. Прогибаюсь, полностью расслабляюсь. И не смотря на это, мне кажется, что бултыхаюсь и выписываю безумные кульбиты очень долго. Наконец, стабилизируюсь. Тут же смотрю на высотомер. Стрелка в районе тысячи. Вспоминаю, что высотник глючит, значит, 1150. То есть я ваще еще никуда упасть не успела, а впечатление, что уже вечность летаю. Оцениваю позу. Хорошо лечу. Не вращает, лежать очень удобно. Абсолютно комфортная позиция. Расслабуха! Слежу за стрелкой. Дошла до границы красного поля. Пора. Дергаюсь. Порядок. Сдала парашют. Натыкаюсь на Вальку. Он обрушивается на меня: - Ты что мне комплекс крутить начала?!! Я утыкаюсь ему в плечо и виновато лепечу: - Знаю, тупая… Ты не рассказывай никому. Мне стыдно. Он вдруг резко меняет тон и совершенно неожиданно начинает меня хвалить. - Да всё отлично. Ты только сальто открутила, а потом стабилизировалась и дальше отлично отпадала. Молодец. Молодец! Я в ступоре. Просто не верю своим ушам. Вглядываюсь в выражение его лица, пытаюсь разглядеть подвох. Нет. Действительно хвалит. Растерянно переглядываюсь с Лёликом, которая стоит рядом. Та подмигивает: - Вот видишь, оказывается, всё не так плохо, как тебе показалось. Со стороны всё выглядит иначе. Подбираю отвисшую челюсть. Не знаю, то ли Валя правду сказал, то ли он просто тонкий психолог и просек фишку, что меня лучше не ругать, но жить сразу стало легче. Жить стало веселей! 14 9 июля 2005 (10 секунд, Школьник, Ан-2, 1200 м, Киржач) Погода замечательная. Ветра нет, солнце. Ну и, разумеется, толпа перворазников. Откуда столько экстремалов берется? Укладчики зашиваются. Шансов, что у них дойдут руки до наших «Школьников», практически нет. Полдня шатаюсь без дела. Тусуюсь с Плюхаем и другими коллегами по несчастью. |
|
12А 9 июля 2005 (10 секунд, Школьник, Ан-2, 1200 м, Киржач) Лёня привез меня на дропзону уже в половине девятого утра. Соответственно, встала я в шесть. Типа с надеждой побольше попрыгать. Ага, восемь раз. Тявочка отправила меня отдыхать до двенадцати. Отдыхала по полной не только я, но и крылатые. Проводились соревнования, поэтому тренировочных подъемов было крайне мало. Все сидели на земле в томительном ожидании и тихо роптали, что пора сматывать с этой дропзоны. Лёлик еще две недели назад подарила мне свой мягкий шлем в счет предстоящего дня рождения. А я в мечтах о карьере ведьмы пришила к нему парик. Получилось просто офигительно. Показала Лёлику, та пришла в восторг, устроила мне фотосессию в парике и с метлой. Прикид достойный, осталось только научиться летать на метле. Сижу с Киржачскими мужиками. Они возмущаются, что вдруг сегодня с них потребовали парашютную книжку, ВЛК и паспорт на парашют, и без всех этих документов прыгать не пускают. А у них этих бумажек даже теоретически нет, ни то что в наличии… Вдруг поднимаю взгляд на небо и вижу белые грибочки «дубов». Что за на фиг? Подрываюсь и бегу к Тявочке. Ее на месте нет, нахожу ее в кустах с каким-то парнем. (хе-хе… нет, просто сидят на лавочке, беседуют). Я несколько нерешительно нарушаю их интим, но кажется, не зря. Тявочка смотрит в небо: |
|
Оказывается, Лешка реально профессионал. Он даже был инструктором-общественником на другой дропзоне. Но потом у него был перерыв в прыжках на три года, и теперь он должен сдать зачеты по всем упражнениям, начиная с веревки. Сегодня прыгнул пять секунд в первом подъеме. Валька сказал, что он ушел прекрасно. А Леха чем-то не доволен и собирается прыгнуть пятерку еще раз. Я смотрю на него круглыми глазами. Чем можно быть недовольным, когда ты ТАК прыгаешь? Кроме всего прочего Леха умеет укладывать «дубы». Мы всей толпой идем в укладочную и под чутким руководством укладчиков и Лехи, ребята впервые в жизни укладывают парашюты себе самостоятельно. Мне страшно смотреть на ребят, которые неумело путаются в стропах. Сама за укладку не берусь. Парни решают, что я боюсь. Я не разубеждаю их. (Имею право. Девушки ведь должны хоть чего-то бояться). На самом деле просто нет сил, до сих пор не могу отойти от раннего подъема, весь день подташнивает, и ноги заплетаются. Леха укладывает до кучи и мой парашют. Я в блаженстве. Я, конечно, вся из себя самостоятельная, но как же здорово, когда приходит вот такой большой надежный мужик и дает возможность почувствовать себя хрупкой и маленькой. Какой кайф, когда он по собственной воле берет на себя все заботы, и ты можешь просто расслабиться. Мой парашют готов. Но ребятам еще нужно доуложиться. Я ухожу к старту, но обещаю не прыгать без парней. Тявочка радостно машет мне и тут же искушает предложением пойти в следующий же взлет. Я снимаю парашют и качаю головой: - Нет. Мне ребята парашют уложили, я обещала без них не прыгать. - Но если они еще прокопаются, вы можете вообще не успеть уже сегодня прыгнуть. - Значит, не судьба. Я без них не пойду. Взлет откладывают. Ждут. Мне почему-то становится приятно. Конечно, их ждут потому, что поднимать неполный самолет невыгодно, а не ради самих ребят. Но все равно приятно, что без них не дают взлета. Как-то это правильно получается. Пока тусуюсь на старте, ко мне вдруг подходит Ганс. Приобнимает меня и каким-то очень человеческим тоном, который ему совсем не свойственен, говорит: - Я вижу, ты сильно расстроилась из-за шлема… - Нет, всё в порядке. Я уже забыла. Не вру. Я действительно выкинула эту тему из головы. Чего зря переживать? Но, боже мой, неужели это Ганс?! Он, по-моему, даже извиниться готов за то, что с утра на меня наорал. Что это с человеком? Говорит со мной мягко, по-доброму, как с другом, а не с подчиненным. Начал объяснять всё про шлемы, посоветовал обзавестись жестким. Я стою, улыбаюсь. Почти счастлива. Простила его от души, без осадка. Блин, да ради того, чтобы со мной так по-человечески разговаривали и не орали на меня, я готова не только париком пожертвовать! Приходят ребята, объявляют взлет. Ушли в самолет. Чувствую себя уже поувереннее, должна прыгнуть хорошо. На этот раз высотомер не глючит, все в порядке. Свистнула его у кого-то из крылатых, даже не знаю, как парня зовут. Вот загадка, почему в воздухе у меня не только чувство страха отсутствует, но даже волнение исчезает? Напрочь! Пока сижу в самолете, еще парюсь о чем-то, волнуюсь, думаю про отделение, что-то прокручиваю в мозгах. Как только оказываюсь в воздухе, тут же окунаюсь в волну полного спокойствия. Мозг работает четко, никаких лишних мыслей, анализ ситуации мгновенный. Если бы я всегда находилась в таком состоянии концентрации и спокойствия, я бы уже пару миллионов баксов заработала. И состояние это настолько приятное, что я ловлю себя на том, что в самолете мне хочется уже побыстрее прыгнуть, окунуться туда и расслабиться. Сейчас я особенно расслаблена. Просто устала. Нет сил волноваться и напрягаться. Парашют оттягивает плечи. Надо сделать пару шагов к обрезу, а ножки подгибаются, я с блаженством думаю, как сейчас потеряю вес и, главное, потеряют вес оба мешка, которые давят меня к низу. Хоп! Ушла. Хорошо ушла, ровненько, красиво. И сразу расслабилась. Какой кайф! Просто лечу! Пожалуй, самый осознанный и спокойный прыжок. Флегматично слежу за стрелкой высотомера. Она медленно ползет к 900 метрам. Пора открываться. Не хочется. Вот просто не хочется. Реально. Это пипец! Теперь я понимаю, о чем писал Высоцкий: «Ветер в уши сочится и шепчет скабрезно: Не тяни за кольцо, скоро легкость придет! До земли триста метров, сейчас будет поздно, Ветер врет, обязательно врет!» Ну, у меня не 300 метров, а 900, но фигня та же. Ровно на 900 с сожалением тянусь за кольцом. Дергаюсь. Жду. Да, секунды полторы и повисла. Отлично, просто замечательно! Никаких косяков в укладке: ни перехлестов, ни закруток. Леха умница! На земле кидаюсь на шею Лешке, благодарю его за укладку. Он сначала улыбается, потом натягивает на себя серьезную мину. Ты почему вечно до прибора падаешь? Я??? Ты с ума сошел! Я сама открылась! Ну, почти до прибора. Ты падала ровно 14 секунд. Я тебя отследил. Что за нафиг? Я ничего не понимаю. Откуда 14 секунд? Ну ведь четко на 900 метрах открылась! А сколько же я тогда первый раз «десяточку» падала? Все тридцать секунд что ли? Нет, время на земле и в воздухе точно идет по-разному. Иду к Евгению Николаевичу. Тот машет на меня рукой. Да все отлично! Ты хорошо отделилась и хорошо открылась. А в воздухе вообще можешь делать всё, что пожелаешь. Хвалит. Реально хвалит. Я просто свечусь от счастья. Пользуюсь моментом и спрашиваю разрешения выйти под хвост. Разрешает. Улыбается. Доволен. А уж я-то как довольна!!!!!! 15 10 июля 2005 (10 секунд, Школьник, Ан-2, 1200 м, Киржач) Тявочка просила появиться на поле пораньше. В начале десятого я уже была на манифесте. - Ветер. Сама что ли не видишь? И какого черта я подскочила? Могла бы дрыхнуть до двенадцати… Хожу, как неприкаянная, жду Саню. Обещал мне, что приедет на поле к половине десятого. Но этот оказался умней, предпочел поспать. Наконец, появляется. Объясняет мне отделение под хвост. Через десять минут я свободна. Иду записываться в план. Ставлю в графу планируемых прыжков на день цифру 3. Сама усмехаюсь: если хоть один раз прыгнуть удастся, это будет здорово. Погодка ни к черту. Ветер тащит тучи. Мнусь на старте. Появляется Неробелов. Лениво перекидываемся парой слов. Я ною, что мне надо прыгать, что мне надо под хвост… Чего ною? Причем здесь Неробелов? - Видимо, не сегодня, - тон Сереги мне совсем не нравится. Как-то он не оставляет надежды. Мне становится грустно-грустно. Сворачиваюсь клубком на мате в укладочной и засыпаю. Просыпаюсь от голоса Тявочки: - Перворазники, одеваемся! Подскакиваю, как ужаленная. Оказывается, прошел ливень, и ветер сразу стих. Еще сонно, но радостно улыбаюсь Тявочке: - Я за перворазницу сойду?! - Сойдешь! Одевайся. Тырю высотник у Лени и бегу на старт. Пока ждем на старте, опять начинается дождь, мы, уже одетые, забиваемся назад в укладочную. Бегаем туда-сюда, как двугорбые муравьи. Но весело, что называется «народ тусуется»… Евгений Николаевич уводит нас во взлет. По дороге я задалбываю всех, кто попадается под руку, на тему: «Я выхожу под хвост. Посмотрите меня, пожалуйста». К Евгению Николаевичу доматываюсь трижды, на всякий случай, чтобы не подумал, что я самодеятельностью занимаюсь. Сначала парюсь по поводу отделения, боюсь, что не получится. Но Саня с улыбкой говорит мне: - Ну не получится, так не получится. Ну, завалит тебя и что? С первого раза и не должно получится. И я расслабляюсь. Действительно, чего париться? Ну, завалит. Ну, уйду в БП. Ну, даже уйду в штопор. И что? Рабочий процесс, все нормально. Надо относится к этому проще. Я ведь боюсь не самого штопора, как такового, а позора боюсь, что меня ругать будут. Я всю жизнь тока на эту тему парюсь, как маленькая, ей богу, главное, чтобы сказали, что я молодец. Ребята в самолете ржут надо мной, что у меня в каждом взлете новый высотник. Типа, на мне опробывают, работает прибор или нет. А давление после дождя скачет, и Лёнин высотомер действительно начинает подглючивать. Я уже не парюсь, только прикалываюсь. Поднялись на 1200. Пошла высадка. - Давай!... Давай!... Давай!... Близко к обрезу не подхожу, останавливаюсь в нескольких шагах. Смотрю на выход и вспоминаю в этот момент свой самый первый прыжок. Вот именно так, с разбега я и выпрыгнула. Чувствую, как во мне вдруг мгновенно вскипает задор. Жду команды. Евгений Николаевич кивает мне: - Давай! Разбежка в два прыжка, толчок, и я ныряю вниз, широко раскинув руки и подобрав ноги. Хеддаун. Потом меня опрокидывает. Сальто. Еще одно. Фигакс! Встала! Нет, реально, падаю стоя! Не, ну понятно, когда при хорошем отделении на поток, я падаю стоя первые три секунды, но чтобы выйти из БП в такую позу!.. Фрифлаистка фигова. Прогибаюсь изо всех сил и скатываюсь, наконец, на пузо. Уфф! Зашибись полётик! Отфильтровываю высоту и позу. Все нормально. Падаю устойчиво, меня даже не вращает, что удивительно после такого начала. Дергаюсь. Повисаю прямо над кромкой леса, совсем недалеко от старта. Радостно начинаю бороться с моим неуправляемым мешком, чтобы не улететь далеко. Резво хватаюсь за стропу и начинаю подминать под себя купол. Стропа жжет руки, на долго меня не хватает. Тяну за задние свободные концы. Потом хватаю руками оба пучка строп и повисаю на них всем весом, чтобы максимально замедлить скорость удаления от старта. Такое впечатление, что вся моя борьба имеет нулевой результат, меня упорно оттаскивает по диагонали вглубь поля. Но, посмотрев на купола выпрыгнувших передо мной ребят, я понимаю, что борюсь не зря. Расстояние между нашими куполами стремительно увеличивается, их сносит вообще нереально, у меня скорость гораздо меньше. Затекают руки, сил не осталось, бросаю стропы. Земля набегает довольно быстро. Все-таки плотненький ветерок… Контакт с землей не слишком мягкий, но вполне сносный, заваливаюсь на бок… и мне в грудь что-то больно упирается. Это ствол поваленной березки. Физиономией я практически упираюсь в завал сухих веток. Все бы ничего, да только купол ушел ровно за эту березку и он явно не собирается самостоятельно потухнуть. Ветер надувает его, и я понимаю, что сейчас меня потащит. Прямо мордой в эти ветки! А ствол скорее всего просто воткнется мне под дых. Трать-тарарать! Я вцепляюсь в нижние стропы и тяну их с остервенением. Ветер не отдает. Рву на себя, мне обжигает руки, купол не сдувается, но и не тащит меня. Мы боремся на равных. Руки отзываются дикой болью. Блин, ну почему я до сих пор перчатки не купила?! Сил уже нет вообще. Порыв ветра, я чувствую, что меня начинает тащить, всего пару сантиметров, но этого достаточно, чтобы ствол впился в меня с хрустом. Откуда-то внезапно открывается второе дыхание, я делаю неимоверный рывок и гашу купол. Поднимаюсь с земли, но разогнуться не могу от боли. Руки горят, хоть бы куда-нибудь в холод их опустить… Сажусь, жду несколько минут, пока отпустит боль. Но даже когда острая боль стихает, еще долго не могу начать складывать парашют: не могу ничего взять в руки. Жестко, жестко. Надо обзавестись перчатками. Встречает Саня. Идем вместе в укладочную, по дороге обсуждаем прыжок. Прикалывается надо мной, что я умудрилась встать в воздухе. Я допытываюсь, что сделала не так при отделении, что меня завалило в БП, но Саня не может мне сказать, так как самолет во время моего отделения был повернут к нему другим бортом. Момент отделения он не видел. Надо допытываться у Евгения Николаевича, где я напортачила. Нахожу Прокопенко. - Евгений Николаевич, расскажите мне, пожалуйста, где я накосячила во время отделения. - Почему накосячила? – удивляется инструктор. – Ты хорошо отделилась. - Но ведь меня завалило. Значит, что-то сделала неправильно. - Да ты отлично вышла! Ты вообще у меня умница. Просто это придет с опытом, ты сама должна почувствовать, куда ставить ногу для толчка, тут я ничего не могу посоветовать. Для каждого это индивидуально. Поза у тебя была ровная, все отлично... И так далее. Хвалил долго и обстоятельно. Вокруг собралась целая толпа послушать. Евгений Николаевич просто отмыл меня. Я стояла красная от смущения и счастливая. Тимоха аж расхохотался: - Вы только посмотрите на нее! Она же вся прямо светится!!! В результате меня отправили на двадцать секунд. 16 10 июля 2005 (20 секунд, Школьник, Ан-2, 1600 м, Киржач) Дождь распугал всех перворазников. Поэтому на мое счастье укладчики успели переуложить парашюты. Практически сразу же нас отправили в следующий взлет. Задание - просто отпадать. Чистенько и ровненько. Крутить пока ничего не надо. Заходим в самолет. Нас че-то много, меня сажают на ступенечку в проходе в кабину пилотов. Валька пристегивает всех, а меня пристегнуть некуда. Он опять показывает мне язык. Прямо традиция какая-то меня не пристегивать. У нас куча заходов: на 600, на 900 и т. д. Выкидывают первый заход, я пересаживаюсь на правый борт, и Валя цепляет меня карабином. Пока поднимаемся, у меня созревает план поразвлечься… - Валь! Пойдем со мной! Я крайняя, Валька вполне может прыгнуть вслед за мной и полетать рядом. Он улыбается, зависает в раздумье на пару секунд, потом мотает головой. - Почему? - У нас (инструкторов) только один парашют. Ладно, облом… Но эту тему надо будет разрулить… Отделяюсь на поток великолепно. Чисто, красиво падаю, ложусь на живот. Просто показательное выступление! Смотрю на высотомер. При этом забываю синхронно повернуть вторую руку, меня подкручивает. Я замечаю это и останавливаю вращение, вернув руки в одинаковое положение. Падаю стабильно, просто офигительно. Физически ощущаю, как нарастает скорость. Поток становится упругим, держит меня. Лежу, как на матрасе. Скорость сумасшедшая, у меня захватывает дух. Пора открываться. Я тянусь за кольцом и перед тем, как дернуться, успеваю подумать, что открытие будет жестким. На такой скорости рывок должен быть недетским. Но вариантов у меня не много. Открываюсь. Ну, ничего… Будут, конечно, синяки по ножным обхватам, но спину вроде бы не дернуло. Порядок. Под куполом колбашусь, подвизгиваю от удовольствия, напеваю что-то, размахивая в такт руками и ногами. Довольна собой. Первая двадцатка и такая удачная! Не ударила в грязь лицом, не зря меня перевели. Саня во взлете. Спрашиваю Тявочку, что у нас дальше с прыжками, получится ли еще прыгнуть. К моему искреннему удивлению она отправляет меня бегом за парашютом. В укладочную прибегаем вдвоем с Тимохой и хватаем последние два уложенных купола. Мне сегодня явно везет! Возвращаюсь на манифест, вижу Вальку, пишущего что-то за столом Тявочки. Подскакиваю к нему: - Валь, ну скажи что-нить по поводу прыжка. Валька спокойно, абсолютно флегматично, лишь на секунду подняв на меня глаза, изрекает: - Отлично. Я буквально задыхаюсь от волны счастья, ударившей меня в грудь. Взвизгиваю и судорожно хватаюсь за руку Вали. Тявочка трясется от смеха, глядя на меня. Меня штырит так сильно, что я просто себя не контролирую. Психушка по мне скучает… 17 10 июля 2005 (20 секунд, Школьник, Ан-2, 1600 м, Киржач) Тявочка подгоняет меня. Пора одеваться, но мне надо переставить прибор и получить новое задание, то есть позарез нужен Саня, а он все никак не приземлится. Наконец, вижу, как он заходит на посадку, бегу к нему. Пока идем до укладочной, он дает задание: нужно выйти, и, набрав скорость на пузе, открутить две спирали, одну вправо, одну влево, после этого стабилизироваться и открыться. Вращение задать ладонями. Я тащу Саню на старт, он переставляет прибор. Остальные уже стоят на линии осмотра. Бегом одеваюсь и пристраиваюсь в хвост шеренги. Осматривает нас Неробелов. Но, видимо, для того, чтобы ускорить процесс, вторым проверяющим подходит Кабан. Ко мне… О-о-о… Мне хочется крикнуть: «Не подходи!» Прямо еле сдерживаюсь. Как только этот человек приближается ко мне, тут же начинаются какие-то косяки. С безнадежностью в глазах подпускаю его, и уже точно знаю, просто на сто процентов уверена, что ща че-нить опять случится. Точно. Он цепляет шпильку на приборе, и ППКУ начинает жужжать, отсчитывая время. Кабан в панике. Возмущается, спрашивает, кто тут прибор сломал, еле успевает вставить шпильку назад, пока прибор не сработал. Подходит Евгений Николаевич, они втроем (Кабан, Саня и Е.Н.) колдуют над прибором. Наконец, закончили, я напяливаю на себя парашют. Кабан тут же меня проверяет. В это время Евгений Николаевич уводит остальных ребят к самолету. Мне надо догонять их, но я не доверяю Кабану. Дергаюсь, нервничаю. Бросаю взгляд на Неробелова, готова, плюнув на все правила приличия и тактичность по отношению к Кабану, попросить Серегу проверить меня еще раз. Но этого делать не приходится, он подходит сам. Слава Богу! Я облегченно вздыхаю. Как только Неробелов оказывается рядом, меня обволакивает его спокойствием и уверенностью. Проверил основной. Я готова сорваться с места. - Можно? – вскидываю на Серегу взгляд. - Погоди. Фирменная улыбочка… Держите меня семеро, трое не удержат. После таких улыбок, приличные люди женятся… Чтоб тебя! Проверяет запаску. - Теперь можно. Я срываюсь и со всех ног несусь к самолету. Успеваю. Ребята как раз садятся на борт. Видят мой кросс через площадь, смеются. Когда я подбегаю, говорят мне: - Ну ты просто второй Фоменко! Уже за самолетами бегаешь! Ржем. От души. Хороший взлет, опять все спортсмены. Пробираюсь к кабине пилотов и сажусь на свою приступочку. Меня опять не пристегивают. Но в отличие от Вальки, Евгений Николаевич не показывает мне язык, а успокоительно обещает пристегнуть меня позже. Верю. Конечно пристегнет, это ж не Кабан! Пока поднимаемся, меня заполняет задор, радость и уверенность, что я сейчас прыгну отлично. Лучше всех. Выхожу четко и уверенно. Никаких косяков. Просто умница! Легла, отфильтровала высотомер. Времени полно. Надо работать. Взгляд на землю. Все замечательно, абсолютно стабильное падение. Синхронно поворачиваю ладони. Чувствую упругие струи восходящего потока, отталкиваюсь от него. Пошло вращение. Замечательно. Возвращаю ладони в горизонтальное положение. Вращение замедляется и останавливается. Разворачиваю кисти в другую сторону, и меня закручивает обратно. Разворачиваюсь лицом к старту. Он ровно подо мной. Останавливаю вращение. Стабильно падаю еще пару секунд, тянусь за кольцом, на мгновение контролирую позу на открытии. Все четко: обе руки работают синхронно, голова наклонена вниз… Рывок. Супер! Женечка – зе бест! Счастлива, просто счастлива! Детский восторг! Собираю парашют, машу взлетающему Ан-28. Иду к старту. Вдруг замечаю, что иду по земляничной поляне. Я в какой-то сладостной истоме падаю, не снимая парашюта, на колени, ползаю и в щенячьем восторге ем землянику. Её много, она сочная и крупная. Наслаждаюсь, как же хорошо... Наконец, поднимаюсь. Штаны мокрые от сырой травы и в кровавых пятнах от раздавленной земляники. Вокруг полно ромашек. Больших, полевых. Очаровательных! Рву букетик для Тявочки. Боже, как прекрасна эта жизнь! На тропинке по дороге в укладочную, встречаюсь с Евгением Николаевичем. Он хвалит меня. Я вижу, что он искренно рад, что он мной даже гордится. Мне хочется кинуться к нему на шею, как я кидаюсь на шею к Сане, к Фоме или к Неробелову, но меня сдерживает почтительность. Это было бы уж слишком фамильярно с моей стороны. И вдруг к моему полному восторгу Евгений Николаевич сам крепко обнимает меня. Я чувствую, что сейчас расплачусь от счастья. Двести пятьдесят раз лепечу «спасибо». Спасибо за похвалу, за поддержку, за искреннюю радость, за то, что он не остается безразличным, что переживает… Иду по тропинке дальше, сглатывая слезы. Слезы счастья. Закрываю план на манифесте. Заказывала три прыжка. Ровно три и сделала. Кто бы мог подумать! В конце летного дня, как всегда ждем проставочного пива. Сегодня только Ян приземлился на бетонку, ни одной отцепки или юбилея. Пока ждем церемонии, толпимся на старте. Рядом стоит Андрюха. Он, оказывается, видел мой прыжок. Рассказывает мне: - Мы сидим, смотрим, тебя вращает. Народ такой: «Опа-опа, ушла в спираль…» А я им говорю: «Да у нее, наверное, задание такое». Мне не верят: «Не может быть, чтобы человек сразу начал работать, практически только отделившись». «Эта, - говорю, - может». Я смотрю на Андрюху в полном удивлении. Откуда он знал, что это я??? И почему, откуда вдруг он такого высокого мнения обо мне??? Когда, каким образом я успела заслужить такую похвалу??? Сама молчу, только глупо улыбаюсь. Очень приятно… Я вдруг понимаю, что я здесь уже не чужая. Не только я тащусь от этих молодых душой, красивых, сумасшедших и совершенно особенных людей, радостно и весело рискующих своей жизнью, но и мне отвечают взаимностью… 18 17 июля 2005 (20 секунд, Школьник, Ан-2, 1600 м, Киржач) Говеный день рождения… Ведь не хотела же ничего мутить вообще. Друг устроил мне офигительный праздник с катанием на виндсерфинге!!! Предел мечтаний! Так нет же. Нужно было всё испортить. Потратила кучу бабок на пиво и пр., бросила Федю, приперлась в субботу вечером на аэродром. Хотела навести движуху. Дура, блин! Даже вспоминать не хочется. Испортила день не только себе, но и Сашке еще до кучи. Задолбала его. Но обмундировали меня отменно. Теперь у меня есть шлем от Лелика, очки от Лёни, высотомер от Сани с Лёней и стропорез от Артура. Как приятно, когда не надо бегать и выпрашивать снарягу для каждого прыжка! Мне зарубили все варианты праздничного именинного прыжка. Сначала мы хотели прыгнуть с Саней «каплю». Михалыч сказал, что можем даже не мечтать об этом. Потом долго планировали затащить меня на 2200 и сделать «вынос тела». Саня даже обещал открыть меня собственноручно. Ага. Три раза. Причем Саня первым же пошел на попятную. Предатель! Ладно. Решила, что пойду на свои законные 20 секунд крутить сальто. Попыталась заманить с собой Неробелова, но тот тоже отмазался: - У нас один парашют на всех инструкторов. Меня убьют, если я его распущу. Как всегда попытался спасти ситуацию Лёня. Сказал, что пойдет со мной на 1600 м, и просто полетает рядом, поулыбается мне. Я воспряла духом. Мне ведь не надо формаций никаких, мне нужно чтобы кто-нибудь просто мне улыбался… Во взлет притусовался еще какой-то спортсмен с крылом. Взлетаем. Духотища страшная. Почти вырубаюсь. Народ в таком же состоянии. Неробелов выкидывает перворазников. Крайняя девочка упирается всеми конечностями, схватилась рукой за трос. Леня тут же подскакивает и предлагает свою помощь Сереге. Вдвоем они все-таки выкидывают девочку за борт. Довольные!!! Счастливые!!! Боже мой! Два мужика справились с одной девочкой! Как ни стыдно? Жмут друг другу руки, улыбаются. Я в покате над ними! На 900 и на 1200 выкидываем остальных спортсменов. Остаемся в самолете только мы с Леней, крылатый спортсмен, который должен уйти за нами крайним, и Неробелов. Еще одно главное действующее лицо я заметила слишком поздно. Оказывается, в кабине пилотов сидел Михалыч собственной персоной. Сигнал высадки. Мы встаем с Леней, я первая подхожу к обрезу. Вдруг Михалыч делает какие-то знаки Сереге. Тот не сразу понимает, в чем дело, но я мгновенно просекаю, что Михалыч собирается выпустить меня одну, без крылатых. Времени на разборки нет. Я понимаю, что меня опять обломали… Серега дает отбой Лене, хватает меня за шиворот и просто готов выкинуть меня из самолета. Я в шоке. - Пошла! – орет мне Серега. Одна рука его лежит у меня на загривке, другая придерживает меня за локоть. Не толкает, но я чувствую, что он морально готов применить силу. Офигеть! Неужели он думает, что я не прыгну? Что я откажусь прыгать без Лёни? Что я буду сопротивляться? Я, конечно, долбанутая, но не настолько же… Видимо, Неробелов считает меня совсем неадекватной. Печально. Лицо у Сереги похоронное. Напряжен, натянут, как струна. Неужели мне не только обломают прыжок с Леней, но даже не удостоят меня улыбкой?! Это уже совсем нечестно! Я не сдерживаюсь и кричу: - Сереж, ты хоть улыбнись что ли! Но Неробелов остается каменным. Я до боли прикусываю губу и отделяюсь. Уже в воздухе перевожу взгляд на Леню. Он стоит совсем близко к обрезу, плечом к плечу с Серегой. Только сделать небольшое движение, и он окажется в воздухе. Я задираю голову и все-таки жду, надеюсь… А вдруг прыгнет… Я уже на пузе. Но Леня еще может меня догнать… Ну пожалуйста!!!!! Нет. Я лечу одна. Одна в этом огромном, бесконечном небе. Всё. Ждать уже бесполезно, никто ко мне сверху не прилетит. Надо работать. Как там это чертово сальто делать? Руками толкаемся, ноги вместе, прижать к груди. Движения неровные, неуверенные. Хоп. Вроде перевернулась. Оказалась снова на пузе. Нормально. Давай еще раз. Хоп… Получ… Пипец!… Где руки?! Где ноги?! Меня просто метелит! Это и есть БП?! Ого! Не очень приятные ощущения… Расслабиться! Прогнуться!!! Не помогает!!!! Высотомер!!!! Стрелка почти на 900 метров. Прибор установлен на 700. У меня есть еще пара секунд до прибора, чтобы стабилизироваться. Это надо сделать, нельзя открываться в БП!!! МЛЯ-я-я!!! Нет у меня пары секунд. Прибор сработал ровно на 900. Тварь. Рывок охренительный. Позвоночник просто осыпался в трусы. Левую ногу чуть не вырвало. Стропы при открытии цепанули кроссовок и наполовину скинули его. Он болтается на ноге, собираясь вот-вот свалиться… Истерика. Настоящая, без показухи. Не с целью разжалобить кого-то, не с подтекстом, что кто-нить предложит свою жилетку и ласково погладит по головке (ведь в большинстве случаев именно за этим и плачу, треплю нервы окружающим, сама при этом получаю исключительно положительные эмоции… стерва…). Сейчас реву навзрыд, сотрясаясь всем телом. Чувствую, как выходит накопившийся негатив: испорченный день рождения, неудавшиеся праздничные прыжки, облом с Леней, каменное лицо Неробелова, боль от жесткого открытия и ощущение себя как полного ничтожества из-за провального прыжка. Заливаюсь слезами, подвываю, слава богу, что меня никто не слышит. Становится немного легче. Метров за 200 до земли, вспоминаю, что мне еще приземляться. Надо натянуть кроссовок, иначе еще до кучи ноги переломаю. Как-то нереально извернувшись, надеваю кроссовок. Приземляюсь. Еще минут двадцать отрыдываюсь, только потом собираю парашют и кондыляю к старту. Подходя, вижу, как Саня уходит во взлет. Он видит меня и кричит: - Женек, все хорошо! Молодец! Я сокрушенно качаю головой и желаю ему хорошего взлета. Спасибо за поддержку, но прыжок был ни к черту. На этот раз Саня явно хвалит, только чтобы подбодрить. Леня успокаивает, говорит, что отделение было замечательное. Ну, блин, осталось только уйти в БП на отделении и не выйти из него до удара об землю. Это был бы полный финиш. Протрек рассказывает, что падала я 21 секунду, повисла в районе 800. Ну, точно прибор сработал на 900 метрах. Чтоб его… Максимальная скорость 208 км/ч. Собралась с духом и пошла исправляться… 19 17 июля 2005 (20 секунд, Школьник, Ан-2, 1600 м, Киржач) Ушли во взлет с Евгением Николаевичем. В самолете я впервые струсила. Крайний прыжок был настолько жестким, у меня так болела спина и ноги по обхватам от рывка, что я боялась очередного открытия. Пока набирали высоту, у меня был очень серьезный внутренний диалог. А я-то думала, что повзрослела и избавилась от этой дурацкой привычки… - Женек, выпрыгни просто. Полетай спокойненько. На фиг эти сальто. Если тебя сейчас дернет еще раз также, точно попадешь в больницу. - Да, наверное… - Выпускающий Евгений Николаевич, ему твои сальто не сдались, ему главное, чтобы ты отделилась и открылась нормально. Пропадай стабильно, без выкрутасов. - Но ведь я прыгаю не для Евгения Николаевича. Я прыгаю для себя. Мне надо учиться… Пока я не научусь контролировать свое тело, я все равно дальше не пойду. Зачем же сжигать прыжок? - Хочешь повторить встряску? Тебе это надо? Ты ведь собиралась прыгать без травм. - Но у меня задание. Что скажет Саня? Он же будет стебаться. Да и вообще может отстранить за невыполнение задания. - Да кто тебя отстранит?! Дура! Это твое здоровье. Ты принимаешь решение. Это твоя жизнь. А Саня поймет. - Да, да. Конечно… Хорошо, не буду делать сальто… Но ведь это значит, что я сдалась, что я струсила. Значит, мне слабо. Ведь мне страшно, поэтому у меня и включился внутренний диалог. Если я сейчас не переборю себя, не исправлюсь, не докажу себе, что я могу это сделать, то страх так и останется во мне. Потом его будет убить гораздо сложнее, я буду бояться делать сальто. Этого нельзя допустить. И вдруг в голове зазвонил тревожный колокольчик. - Женя!!! Алё!!! Чем ты занимаешься? Выключи внутренний диалог! Выключи! Бегом, пока не поздно! Кто разрешил тебе думать?! Кто разрешил включать правое полушарие и анализировать что-то?!!! Тебе дали задание. Выполняй!!! Я резко соединяю три пальца на обеих руках и ухожу в состояние пустоты. Вырубаю внутренний диалог. Выключаю мысли. Потом поверх чистого безэмоционального фона диктую задание: отделяешься, набираешь скорость, делаешь одно сальто. Только одно, но снимаешь все ощущения, с каждой мышцы. Смотришь на высотомер и, если осталось время, делаешь спираль влево. Открываешься ровно на 900 метрах. Протормозишь полсекунды, тебя откроет прибор (я с тем же парашютом, прибор не переставляла). Со всего прыжка снимаешь максимум ощущений. Никаких эмоций, никакого анализа и размышлений. Пошла. Отделяюсь в состоянии пустоты. Просто отпускаю тело. Мозг работает автономно. Беспрекословно, четко выполняет заданную программу. Снимаю ощущения. Движения ровные и четкие. Делаю сальто. Замечательно. Легла обратно на живот. Поза стабильная. Время еще есть. Спираль влево. Остановилась. 900 метров. Дергаюсь. Повисла. Да. Молодец. Все получилось. Вот так и надо! И поменьше думай. Это лишнее и сильно усложняет жизнь… Леня читает протрек: падение 20 секунд ровно, максимальная скорость 200 км/ч. Отлично. Открылась сама ровно на 900 м. за секунду до прибора. Саня хвалит, Ленька доволен, рад за меня, поднимает кипишь, что пора отправлять меня на 30 секунд. Саня поддерживает. Ведет меня к Евгению Николаевичу. Тот читает лекцию по поводу молодежного жаргона, запрещает использовать слова «накосячить» и «тречить», и отправляет меня на 30 секунд. 20 17 июля 2005 (Тандем, Ан-28, 4000 м, Киржач) Записываюсь в подъем на 2200. Но пока жду, адреналин из крови уходит, мышцы остывают, и я понимаю, что открытие в БП было гораздо жестче, чем можно предположить. Ноги по обхватам реально болят, а шею я просто не могу повернуть. Видимо, позвоночнику здорово досталось. Захожу в туалет, стягиваю штаны, посмотреть, что с ногами. Я даже не ожидала: карабинами содрало кожу, все в кровище. Долго думаю, потом все-таки принимаю решение не прыгать. Здоровье прежде всего. Сейчас даже нормальное, рабочее открытие на «Школьнике» будет слишком болезненным, «дуб», по любому, открывается жестко. Да и с негнущейся спиной хорошо прыгнуть не удастся. Выписываюсь из подъема. Андрюха видит мою кислую мину, хитро улыбается… - Слушай, у тебя же день рождения, надо что-нить замутить… Я готова сорваться на него. Я весь день пытаюсь что-нить замутить, а мне все обламывают. А ему бы все подначивать! По хитрой ухмылке понимаю, что Андрюха не просто так издевается, что сейчас последует предложение… Ну, точно. - А ты подкати к Лёне. Пусть он тебя в тандеме покатает! Опа! Всё гениальное просто! И почему мне эта идея не пришла в голову? Хлопаю Андрюху по плечу и заговорщически подмигиваю. Бедный Лёня, опять ему отдуваться… Лёня такой подставы не ожидал, но отказать был не в состоянии. Напяливаю на себя подвесную систему. Сама еще раз анализирую ситуацию. От самостоятельного прыжка отказалась. Стоит ли прыгать в тандеме? Подвесная удобная, ножные обхваты не давят, и на них нет карабинов. Крыло должно открываться мягко. Если не будет отказов, все пройдет безболезненно. А отказов быть не должно, я все-таки с Лёней. Иллюзия безопасности, как говорит Саня… Подбегаю к старту, вливаюсь в толпу парашютистов. Они нападают на меня со всех сторон и начинают дружно в десять рук затягивать на мне подвесную. Я безропотно отдаюсь им в руки. Приходит Лёня, хватает меня, и мы, держась за руки, как дети, убегаем в поле, ждать самолет. Первыми заскакиваем в Ан-28, я вкапываюсь в остолбенении. Сидений нет! Точнее, есть ровно одно, на него и усаживает меня Лёня, сам садится рядом на пол. Предыдущие два прыжка с Ан-28 я делала с другого самолета, их успели поменять за это время. И здесь почему-то нет сидений. Народ заваливается и плюхается на пол. Ну надо же! И все довольны. Дурдом. В самолете как-то тихо. Слишком спокойно. При том, что ребята отмечают чей-то юбилей, собираются делать фри-флайную формацию и распивают шампанское в салоне, всё как-то уж слишком безэмоционально происходит. Никто не шутит, не смеется. Только Саня подмигивает мне с другого конца салона. Такое впечатление, как будто народ спит, будто все в глубоком коматозе… - А где Фоменко?! – вдруг спрашиваю я на весь самолет. Во взлете нет Фоменко! Взлет без Фомы – это как самолет без двигателя. То-то мне и кажется, что все умерли. - Не успел! – ржут в ответ Лёня и еще кто-то из ребят. Пока поднимаемся, я успеваю почти заснуть под мерный гул мотора. На трех тысячах Лёня каким-то хитрым макаром, переступая через других, пристегивает меня к себе и усаживает себе на колени. Я прошу Лёню не выкидывать стабилизацию сразу после отделения, а попробовать поработать «как большие». Поднимаемся до четырех тысяч, в салоне зажигается свет – это сигнал «приготовиться». Как приятно, а в Ан-2 звук сирены меня все время вздергивает, прямо по нервам бьёт. Ребята поднимаются с пола, стоят плечом к плечу. Я тоже делаю попытку встать, но Лёня даже не собирается подрываться, поэтому мои дерганья выглядят довольно беспомощными. Тявочка (она тоже в этом подъеме) берет меня за руку. Я пожимаю её лапку в ответ. Свет выключается, и в микрофон слышится голос: «Пошли!» Я понимаю, что в этот момент на другом конце самолета отделяется Саня. Народ начинает потихоньку двигаться к выходу. - Вот теперь встаем, - говорит Леня и толкает меня под попу. Идем по проходу. На этот раз Лёня не дергается, кажется, уверен во мне. Отделение просто потрясающее. Нет ни толчка, ни встряски, просто какое-то волшебное ощущение: я вишу в пространстве и вдруг плавно и очень медленно начинаю двигаться вперед. Кажется даже, что это не я двигаюсь, а стенки самолета проплывают мимо. Мы просто лениво вываливаемся из брюха Ан-28-го. Уходим в плавное сальто. Держу прогиб. Переворачиваемся на пузо. Я тут же выставляю руки и ловлю поток. Контролирую позу, голову кладу на плечо Лёне. Тот прижимается щекой. Забавно. Скорость охренительная. Но на этот раз дышу практически без проблем. Сосредоточена на ногах, пытаюсь прочувствовать их позу, проконтролировать. Стараюсь найти ноги Лени и повторить их положение, как бы обтекаю Леню снизу. Вроде бы получается. Лёня подсовывает мне свою руку с высотомером. Я лохушка, весь день носилась со своим новым высотником, а сейчас забыла его надеть. Вот к чему приводит, когда полностью надеешься на кого-то другого. Теперь вот Лёня, чтобы держать меня в курсе, показывает мне высоту. Как же долго мы падаем! Мои двадцать секунд пролетают молниеносно, а тут реально успеваешь насладиться полетом. Даже скучно становится. Хочется что-нить замутить, просто падать утюгом надоедает. Но открываться все равно не хочется. Лёня убирает руку, тянется за медузой. Я складываю руки на лямки. Нас не дергает. Просто вдруг из горизонтального положения переворачивает в вертикальное, Продолжаем падать несколько секунд ногами вниз, с каждым мгновением все медленнее, пока окончательно не повисаем. Мягко, очень мягко, нигде ничего не дернуло, даже моим ободранным по обхватам ногам не больно. Стягиваю очки, Лёня дает мне в руки клеванты, учит управлять парашютом. На разворотах купол так просаживает вниз, что меня просто вдавливает в подвесную. Ощущения, как на аттракционах в Парке Горького. Купол, хоть и тандем, но скоростной. Мы реально парим, летаем, причем с очень приличной скоростью. Клево, на крыле получаешь удовольствие не только от свободного падения, но от спуска на парашюте. А на «дубе» после открытия только и думаешь о том, когда же уже приземлишься, потому что подвесная давит, карабины впиваются в тело, а хоть какое-то управление куполом требует нереальных сил. 50 метров до земли. Лёня отбирает у меня управление. Я расставляю руки и лечу. Проносимся над стартом, пролетаем над головой Кайтера, который уже идет к укладочной. Я ору ему: - Привет, Кайтер! От скорости у меня захватывает дух. Земля набегает нереально быстро, кажется, сейчас размажемся. Выше поднимаю ноги, вытягиваю их вперед. Вот-вот впечатаюсь задницей в землю. Но в пяти сантиметрах от земли мы вдруг зависаем, и я мягко опускаюсь попой Лёне на колени. Он подстелился под меня, как мягкий уютный коврик. Вот это называется мягкое открытие и мягкое приземление! Лёня умница! Всё-таки праздничный прыжок удался на славу! |
